А вечером выпал снег. И вместе с пушистыми красавицами-снежинками ложилась на землю тишина. От нее слегка звенело в ушах. А снежинки ВСЕ падали и падали, удивительно лёгкие и невесомые, словно кто-то мягко и нежно поддерживал их, желая продлить последние мгновения полёта этих загадочных существ. Каждая из них кружилась в своём, плавном и неповторимом танце, словно гипнотизировала, опускаясь всё ниже и ниже, чтобы потом, загадочно блеснув на прощанье красно-жёлто-зелёным холодным светом, лечь среди других, себе подобных. Раствориться в массе таких же загадочных и бесшумных ночных странниц. Что-то они хотели сказать этим своим единственным, первым и последним в жизни танцем, что-то усиленно пытались разбудить в нашем забитом мирской суетой мозгу. А мы их не понимали.
Ветра не было. Он бы всё испортил. Были только снежинки, мерцающие в темноте ночи, тишина, да растворённая в воздухе такая же тихая, прозрачная и ясная грусть. Она завораживала. И ты уже словно и не ты, а кто-то другой - удивительно спокойный, добрый и мудрый, только чуть грустный. Во всём виноваты снежинки. Что-то они успели сказать нам неведомым своим языком, будто что-то зацепили внутри, и тихие волны тишины и грусти заполнили всего тебя. Я бесконечно люблю такую погоду. Уже нельзя просто стоять. Нельзя бежать, суетиться, спешить. Ты идёшь медленно. Ты в плену. Сладком и неповторимом. Он престо был необходим тебе, этот плен, и если бы его никогда не было, ты был бы другим, более бедным душой, в чём-то вообще просто слепым и тупым. Мы стали слишком умными и практичными, и подчас уже не замечаем, какое у нас удивительно синее небо над головой. Не видим замерзающую на ветке синицу. Соловьев - и тех умудряемся не слышать. Некогда. Куда уж тут до обыкновенного снегопада в самый, казалось бы, обыкновенный день.
А снежинки всё падали и падали. Пушистые и беззащитные. Их жизнь - миг. Всего несколько секунд. Мы живём дольше. Бесконечно дольше. И не всегда успеваем сказать главное. А они успевают. Они неповторимы. Каждая.Одна легла мне на руку - маленький, искусственный и безупречно правильный, но словно живой комочек, мерцающий своим затаённым светом в лучах фонаря. И совсем не холодный. Что-то мучительно пытался ВСПОМНИТЬ Я ИЗ дальнего далека, словно это уже было когда-то...
Мама везёт на санках закутанного, упрямого шалопая, а тот удивлённо разглядывает громадины-снежинки на своих маленьких варежках?... Нет, не то.А может много позже, когда основательно подросший тот шалопай смотрел в тёплые, весёлые, любимые глаза, отражающие свет далёких звезд, и видел на ресницах всё ту же снежинку…?
А на руке осталась капелька воды. Обыкновенная капля обыкновенной воды, не имеющая ничего общего со своей предшественницей.
Ты просто всё себе выдумал, старик. В который раз.
К снежинке ложится снежинка, капля сливается с каплей. Все это просто вода. Так зачем же я вдруг судорожно ищу ту, которая лежала вот здесь, которая блестела, искрилась, была живой и сказочно неповторимой? Но её нет. И уже не будет. Никогда.
Всё суета сует и томление духа.

Никешин С.
Декабрь 1977